Смоленск 2.0

В обычной смоленской квартире хранятся вещи гениального писателя.

В конце марта под аркой огромного дома на Коммунистической можно плавать: хочешь кролем, а хочешь - брассом. Здесь, в одном из подъездов находится квартира, где хранятся вещи самого Михаила Булгакова.

Дверь открывает Владимир Растихин. Едва я появляюсь на пороге, как он говорит: миссия состоялась – я соприкоснулась с Булгаковым. В ответ растерянно хлопаю ресницами. Как выяснилось чуть позже, я дотронулась до дверной металлической ручки – именно она когда-то была привинчена к входной двери Елены Сергеевны Булгаковой. Здесь же, в прихожей стоит шкаф и вешалка из квартиры Булгаковых — на ней покачивалось теперь и мое пальто.

Разговор продолжаем на кухне. Эмалированный чайный монстр закипает, приглашая своим утробным звуком к столу. Когда-то Растихин пил чай с Еленой Сергеевной Булгаковой, а теперь за обеденным столом вместе со мной, планомерно уничтожая ягодный пирог.

«Я не профессиональный булгаковед», - разводит руками Растихин. То ли ставит в известность, то ли скромничает… Но именно ему довелось встречаться с последней женой Булгакова – Еленой Сергеевной. И невооруженным глазом видно, Владимир Борисович прокручивает эту ленту ностальгических воспоминаний довольно часто. Все началось со знакомства с творчеством великого мистификатора. В 1966 году в руках у студента историко-филологического факультета СГПИ Владимира Растихина оказалась книга «Михаил Булгаков. Избранная проза». Начинкой сборника служили «Белая гвардия», «Жизнь господина де Мольера», «Театральный роман» и «Записки юного врача».

Встреча с Маргаритой

- В юности мы, обычно, не ленивы и любопытны. Мне стало интересно, живы ли родственники Булгакова. Мой преподаватель Вадим Соломонович Баевский ответил на этот вопрос так: «Вы знаете, жива жена Булгакова, вот адрес: «Москва, Суворовский бульвар, дом 25, кв. 23». И через некоторое время я поехал в столицу, - вспоминает Владимир Борисович. - Когда я подходил к дому, около меня из окна булгаковской квартиры выплеснулась непонятная жидкость – едва удалось отскочить…Как оказалось позже, воду вылила в окно домработница Елены Сергеевны – уборка в булгаковской квартире в тот день была в самом разгаре.

Дверь открыла немолодая женщина в домашнем халате:

- Входите! Прошу! – ласково пригласила она меня в дом.

Я с порога принялся объяснять, откуда я прибыл и что меня интересует... Но Елена Сергеевна Булгакова (это была именно она) даже спрашивать ничего не стала – совсем ничего не опасалась:

- Вы проходите, располагайтесь… Только придется чуть подождать – мы с домработницей заканчиваем уборку… А потом будем обедать.

Через полчаса мы уже сидели за столом. Это был волшебный обед с бутербродами с черной икрой.

Семейные хитрости

Обычно подобные картины остаются в памяти яркой вспышкой, стараешься запомнить все до мелочей, будто бы сканируешь увиденное. Помню, в конце коридора висел плакат: жирно перечеркнутая крест-накрест поллитровая бутылка, а рядом сторублевая ассигнация: «Водка – враг, сберкасса – друг». Плакат Михаил Афанасьевич содрал с какого-то забора… У Булгакова было отменное чувство юмора. Елена Сергеевна со смехом рассказывала о проказах молодого Булгакова:

- Вы знаете, как он женился?! Пришел к матери, сказал, что ему нужны деньги на свадебный костюм. Она обрадовалась: Миша решил остепениться... Он, конечно, вернулся домой без костюма и без денег. Купюры оставил в бильярдной... Игра была его страстью.

Впрочем, и сама Елена Сергеевна, не уступала в хитрости мужу:

- Это бюро красного дерева я купила в комиссионке. А ему сказала, что оно когда-то служило Николаю Васильевичу Гоголю, которого он очень любил. Поэтому поверил. За этим бюро он писал свой роман «Мастер и Маргарита». А вольтеровское кресло, в котором Вы сидите, его любимое. Сидел в нем и опальный Александр Солженицын. Да, в этой квартире бывали многие знаменитые писатели: Александр Фадеев, Анна Ахматова, Константин Симонов...

На столе в кабинете Растихин выкладывает передо мной книги, которые стали реликвиями: старенький томик стихотворений Ахматовой с дарственной надписью «Дорогому другу Елене Сергеевне Булгаковой с большой нежностью. Анна Ахматова. 24 июня, Ордынка», синий булгаковский сборник «Избранная проза» («Милому Володе на память о дне первого знакомства. Елена Булгакова. Москва. 5.ХII.68»), самодельный заказной переплет двух номеров журнала «Москва» с романом «Мастер и Маргарита». А там - печатные и рукописные вставки самой Елены Сергеевны. Экземпляров этого романа было всего пять...

- У Булгакова детей не было. Как рассказывала Елена Сергеевна, Михаил Афанасьевич считал, что настоящий талант аккумулирует в себе энергию предыдущих и будущих поколений. Его единственной музой оставалась Елена Сергеевна. Под кроватью в спальне она долгие годы хранила литературный архив Михаила Афанасьевича. И обещала Мастеру, что не умрет до тех пор, пока не опубликуют все, что он написал. Она исполнила свое обещание: роман «Мастер и Маргарита» напечатали в журнале «Москва» спустя много лет после смерти Булгакова, - Владимир Борисович сделал паузу и выжидательно посмотрел на меня.

- А как же Татьяна Николаевна Лаппа? Ведь он прошел со своей первой женой огонь, воду и медные трубы…

- Она его спасла. Каждая из женщин Булгакова, безусловно, смогла оставить яркий след в его жизни. Но если бы не Татьяна Николаевна Лаппа, его бы физически не существовало, - считает Владимир Борисович. - Когда они попали во Владикавказ, Булгаков тяжело заболел. А она его выходила: продала семейную реликвию - золотую цепь, чтобы откармливать его бульоном с ложечки... Выходила.

А позже, уже в Москве, Булгаков писал «Белую гвардию» по ночам, а Татьяна сидела рядом - регулярно подавала мужу тазики с горячей водой, чтобы согреть его заледеневшие руки. Но семейная жизнь все равно дала трещину – они развелись.

Судьба вообще не жаловала писателя. Впереди еще были годы травли: Булгакова не печатали, пьесы не ставили, снимали с репертуара... Его жизнь – жизнь Мастера - была суровой борьбой за выживание. В 1940 году Михаил Афанасьевич тяжело заболел. В семье Булгаковых склероз почек был наследственным заболеванием. Его отца свела в могилу именно эта болезнь, и Михаил Афанасьевич понимал: ему остается недолго… Уходил из жизни долго и тяжело - медленно угасал, таял на глазах… Ему не было и 50.

- Елена Сергеевна рассказывала мне, что долгое время не знала, какой памятник ему поставить, - вспоминает Владимир Борисович. – А однажды проходила мимо ритуальной мастерской: в очередной раз хотела согласовать проект монумента, но вдруг обратила внимание на огромный валун, который лежал поблизости… Сотрудники ритуального бюро рассказали ей, что это валун со старого памятника Гоголю, могилу которого советское правительство со временем приняло решение перенести. «Другого памятника Михаилу Афанасьевичу не нужно, - подумала она. - Он ведь так любил Гоголя!» И это гоголевское надгробие - кусок невероятно твердого, чуть ли не метеоритного материала, до сих пор стоит на могиле Булгакова. К сожалению, Елена Сергеевна умерла через два года после нашей встречи. Когда я через пятнадцать лет вновь позвонил в дверь булгаковской квартиры, дверь открыла ее невестка, Татьяна Гавриловна Сапожникова. Она работала режиссером-редактором на всесоюзном радио. «Клуб знаменитых капитанов», «АБВГДейка» - это ее работы. С Татьяной Гавриловной мы очень подружились - она несколько раз приезжала в Смоленск. К сожалению, через пять лет нашего знакомства, в 1987 году, Татьяна Гавриловна умерла... После похорон ее сестра за символическую плату продала мне то самое знаменитое вольтеровское кресло, на котором сидел Михаил Булгаков, платяной шкаф и вешалку из прихожей… Кресло сейчас находится под зорким оком хранителей Смоленского музея-заповедника. Долгое время мне не верили, что оно действительно принадлежало Бугаковым. А потом вышла книга известного булгаковеда Яновской. Там-то и была опубликована фотография, где Елена Сергеевна сидит в этом кресле…

Смоленские испытания

Молодой доктор Булгаков с женой Татьяной очутился на Смоленщине в 1916 году. К тому времени медицинский университет был позади, ему удалось поработать военным врачом. Когда их направили в Смоленскую губернию, супруги поначалу обрадовались: подальше от фронта, рваных ран и ампутаций… Радовались напрасно. Здесь, в глухой провинции молодому специалисту пришлось доказывать, что и один в поле – воин.

В Никольской земской больницей под Сычевкой Булгаков был единственным врачом. С первыми трудностями он столкнулся уже на второй день. Привезли роженицу. Разухабистый папаша-крестьянин предупредил молодого доктора: «Если помрет – убью».

- В Сычевке Михаил Афанасьевич бывал частенько - приезжал за лекарствами в аптеку, - рассказывает директор Сычевского краеведческого музея Елена Советникова. - Сычевку в своих «Записках юного врача» он называет Грачевкой. И это вовсе не случайно. Кто хотя бы раз побывал в нашем городе, прекрасно знает почему. В центральном парке живут целые полчища грачей — птичий гвалт стоит на весь город... Такие поездки в Сычевку были настоящим праздником: из «тьмы тараканьей» он выезжал в уездный город с цивилизацией, мог ходить по освещенным улицам... Хотя больница в Никольском была чуть ли не самой лучшей в округе: большая, просторная, двухэтажная. Но лечить приходилось не только простуды: молодой врач выдергивал больные зубы и принимал роды.

- Деревни Никольское давно уж нет... Ничего от больницы не сохранилось, - говорит лектор-экскурсовод Новодугинского краеведческого музея Любовь Федосеева. - У нас в музее есть копии его расписки о получении зарплаты — месячное жалование Михаила Афанасьевича составляло 185 рублей.

После Никольского Булгакова перевели в Вяземскую больницу заведующим венерическим отделением. Работа уже не была такой рутинной. Но о себе давала знать другая напасть. Еще в Никольском Булгаков пристрастился к морфию. Спасал девочку, болевшую дифтеритом, делал его трахеотомию - высасывал пленки из горла. Одна из таких пленок попала ему в рот. Наступила заражение. Чтобы болезнь не распространилась, ему впрыснули морфий — зависимость от наркотика наступила моментально.

Правда, со временем зависимость удалось победить. Вязьму супруги Булгаковы покинули в 1918 году. Как оказалось, навсегда.

- Я думаю, что к 120-летию со дня рождения писателя в 2011 году в Сычевке должен появиться памятник - валун с табличкой. Пусть он будет символом большого таланта, - мечтательно говорит Владимир Растихин. – А на здании нынешней городской администрации в Смоленске может висеть мемориальная доска. Ведь именно отсюда, из городской управы, писатель в 1916 году был направлен в Сычевский уезд. Соответствующее письмо уже направлено в Сычевскую администрацию. Готовится аналогичное послание и в смоленскую администрацию. Все это необходимо, как воздух - ведь интерес к творчеству писателя растет с космической скоростью.



автор: Мария Дёмочкина

Иллюстрация к статье: Яндекс.Картинки