Смоленск 2.0

В КОНЦЕ июля и весь август события на фронтах и в Ставке, словно кинокадры, менялись с калейдоскопической быстротой. Ночью 28 июля из Касни в Москву прибыл маршал Шапошников и почти на год возглавил главный рабочий орган Ставки, «мозг армии» – Генштаб РККА. 29 июля после обсуждения возможных драматических событий на Юго-Западном фронте и «проблемы Киева» генерал армии Жуков, оставив пост начальника Генштаба, возглавил войска Резервного фронта. В этот же день начальником Оперативного управления Генштаба, заместителем маршала Шапошникова, был назначен генерал-майор Василевский.

…Командарм 16-й был непреклонен: в первую очередь на переправы идут лазареты, потом артиллерия, штаб армии и ее службы, за ними войска. Такой порядок генерал-лейтенант Лукин отстаивал сутки назад, на Военном совете армии под Кардымовым, и теперь, когда 46-я и 129-я стрелковые дивизии генералов Филатова и Городнянского уже вышли на исходные позиции и изготовились к решающему броску через Днепр. Там, на восточном берегу Днепра, проходил теперь настоящий фронт. Вслед за ними приближались к Соловьевой переправе 127-я и 158-я дивизии 34-го стрелкового корпуса генерал-майора Хмельницкого. В авангарде всей группировки двигались части 152-й стрелковой дивизии полковника Чернышёва. Параллельно им на Ратчинскую переправу двигались части 229-й стрелковой дивизии 20-й армии. Они прикрывали отход основных сил всей группировки, отбиваясь от наседавших по фронту соединений 2-й и 3-й танковых групп генералов Гудериана и Гота.

Вечерело. Дневной зной уже спал. Густой белесый туман только еще занимался над просторной днепровской поймой. Вместе с членом Военного совета Лобачёвым и начальником инженерной службы армии полковником Ясинским командарм 16-й направился к Днепру, чтобы лично ознакомиться, как идут там дела со строительством моста, изучить подходы к переправе. По пыльной дороге сплошной колонной двигались войска. Вслед за санитарными повозками с ранеными двигались автомашины с боеприпасами, горючим и продовольствием, растянутые пешие роты и батальоны. «Эмка» генерал-лейтенанта Лукина медленно обгоняла их по самой обочине, нередко съезжая в кювет, останавливаясь, чтобы переждать возникший впереди затор. Член Военного совета извлек из планшета какой-то документ, медленно прошелся по нему глазами. Когда перед самой переправой машина снова застопорила свой ход, Лукин повернул к комиссару голову, спросил:

– Алексей Андреевич, что за бумагу ты читаешь так внима­тельно?

Бригадный комиссар оторвал взгляд от документа, искоса посмотрел на командарма.

– Последняя сводка политуправления фронта о морально-политическом состоянии немецко-фашистских войск, Михаил Фёдо­рович.

– Вот как. И что же пишет в ней Лестев?

– Пишет, что гитлеровцы поражены необыкновенным упорством Красной армии в обороне. Особенно отмечает успешные действия войск нашего фронта в оборонительных боях под Могилёвом, Смоленском и Ярцевом.

– Ну и правильно пишет, что поражены и озадачены, – возбужденно отреагировал на слова Лобачёва командарм. – Поражены упорством в обороне, а ведь мы, дай срок, обязательно будем еще и наступать. Вспомни, Алексей Андреевич, чему мы учили наших бойцов в Забайкалье? Мы учили их наступать! Это главное. Обороняться тоже, конечно, надо уметь – на войне иногда случаются такие ситуации, когда без обороны, прочной, эшелонированной не обойтись. Но без умения наступать Красная армия не сможет до конца выполнить свой долг…

– Но в конце сводки, Михаил Федорович, – прервал монолог командарма член Военного совета, – Лестев делает вывод, что немецкие войска, понеся большие потери, выдохлись и скоро вообще будут лишены возможности вести какие-то наступательные действия.

– С таким выводом надо бы еще повременить, – возразил Лукин и, улыбнувшись, добавил: – Это Военный совет фронта решил нас подбодрить...

Когда проехать дальше было уже нельзя, командарм 16-й и его спутники двинулись к переправе пешком. Работа на мосту кипела. Саперы сбивали на берегу продолговатые щиты из толстых досок и тут же уносили их на середину реки, укладывали на резиновые поплавки. У самой воды к Лукину четким шагом подошел стройный полковник, представился:

– Товарищ генерал! Комендант Соловьёвой переправы полковник Лизюков!

Лукин, добродушно улыбнувшись, протянул коменданту переправы руку.

– Где противник? Как намерены прикрыть переправу блокированных армий? Есть ли связь с генералом Рокоссовским?..

Полковник Лизюков отвечал сдержанно и четко:

– Противник рядом, товарищ генерал, в километре за лесом. Имеет артиллерию, минометы. Будет всячески мешать переправе. У меня подавить его батареи нечем. На том берегу оборону держит батальон майора Сахно. У Ратчинской переправы 7-я танковая дивизия генерала Гота выбила наше прикрытие с левого берега, но правый берег Днепра за нами. Днем над переправами хозяйничает вражеская авиация, поэтому необходимо силами ПВО блокированных армий обеспечить хоть какое-то зенитное прикрытие. Командующий Западным фронтом генерал-лейтенант Еременко, который 1 августа находился здесь, обещал подослать авиационное прикрытие, но надежды на то, что в небе наконец появятся наши истребители, мало. Связь со штабом генерала Рокоссовского имеется устойчивая.

– Понятно, – бросил командарм 16-й и круто переменил тему разговора: – Что нового у генерала Рокоссовского?

– В конце июля, товарищ генерал, наша группа получила артиллерийское подкрепление – батарею реактивных минометов.

– Так-так... И что же? Уже использовали ее в деле?

– Да, в Ярцеве. Первый удар батарея нанесла по железнодорожному вокзалу. Эффект получился потрясающий. Гитлеровцы панически побежали даже с соседних участков. Затем войска нашей группы заняли вокзал и школу на западном берегу Вопи без всякого сопротивления.

– Где ваши телефоны? Я немедленно должен переговорить с генералом Рокоссовским! – решительно заявил Лукин.

– Там, в деревне, товарищ генерал, – полковник Лизюков махнул рукой в сторону Соловьёва. – Ближе телефонов не имеется.

– Идемте, полковник, к телефонам!



К КОНЦУ дня 3 августа, когда 129-я стрелковая дивизия генерал-майора Городнянского и армейские службы в основном уже закончили переправу, над Днепром, совершенно неожиданно для обеих сторон, появилась эскадрилья наших истребителей. Завязался жаркий воздушный бой. Темп движения на переправе сразу упал. Бойцы 16-й армии, едва ли не впервые увидев над головой краснозвездные «ястребки», с радостным чувством наблюдали за их стремительными атаками. «Юнкерсы», сжав плотнее «боевой круг», яростно отбивались. Но вот задымил среди них один, потом другой бомбардировщик. «Круг» распался, и «юнкерсы», сбросив бомбовый груз куда попало, оставили поле боя. На переправе установилась необычная тишина. Откинув назад голову, начальник штаба армии полковник Шалин, еще не отошедший от царящего над Днепром гвалта, обратился к члену Военного совета Лобачёву:

– Вот, Алексей Андреевич, появись истребители утром, и наши дела на переправе пошли бы совсем по-другому. И потери были бы у нас намного меньше.

– Командующий фронтом генерал Еременко и обещал прикрыть нас с воздуха утром, да вот только к вечеру выполнил свое обещание, – негромко отозвался Лобачёв. – А завтра как будет – прилетят истребители снова или нет? Хорошо бы прилетели.

– Прилетят конечно! – уверенно возразил Шалин. – За ночь связь со штабом фронта наладим и попросим генерала Еременко, чтобы не отзывал эту эскадрилью. Завтра переправу начнет 152-я дивизия Чернышева.

Утром 4 августа соединения генералов Гудериана и Гота, прор­вавшиеся к переправам от Ярцева и Ельни, вновь попытались замкнуть кольцо окружения, прервать успешную переправу наших войск через Днепр. Командующий 3-й танковой группой генерал Гот не только укрепил артиллерийские позиции перед Соловьевой переправой, но и усилил их частями 7-й и 20-й танковых дивизий. Кроме того, он попросил фельдмаршала фон Бока, чтобы между переправами был выброшен воздушный десант.

Приземлившись, парашютисты с ходу смяли наше слабое прикрытие и устремились к переправам. Командующий 16-й армией генерал-лейтенант Лукин приказал генерал-майору Городнянскому силами 129-й дивизии отбросить автоматчиков от Днепра. А на рассвете по артиллерийским позициям и танковым колоннам врага два залпа произвела батарея «ЭРЭСов», переброшенная в район переправ по приказу генерал-майора Рокоссовского. Только 5 августа соединениям 3-й танковой группы удалось окончательно овладеть переправами у Соловьево и Ратчино, но основные силы 16-й, 19-й и 20-й армий к этому времени находились уже за Днепром.

Вечером 5 августа Главком Западного направления маршал Тимошенко и командующий Резервным фронтом генерал армии Жуков выехали в Ставку для обсуждения предстоящих наступательных операций. На это ушли сутки, а уже 7 августа маршал Тимошенко в сопровождении членов Военного совета Булганина и Лестева, а также генерал-майора Рокоссовского прибыл на командный пункт 20-й армии, в деревню Васильки вблизи Ельни. Первым делом Главком Западного направления от имени Президиума Верховного Совета СССР вручил ордена Красного Знамени генералам Лукину и Курочкину, а также членам Военных советов 16-й и 20-й армий Лобачёву и Семеновскому. Затем маршал Тимошенко подвел краткие итоги сражения за Смоленск. Он выразил признательность командованию и войскам 16-й, 19-й и 20-й армий, которые своей героической борьбой окончательно расстроили планы фельдмаршала фон Бока на окружение и быстрый захват Москвы. По его мнению, огромные потери группы армий «Центр» в людях и боевой технике минимум на десять дней лишили ударные соединения фон Бока возможности вообще вести наступательные действия. Замена танковых и моторизованных соединений пехотными и переход немецких войск к обороне на Ярцевском рубеже и под Ельней свидетельствовали, что такая оценка отражает кризисное положение в стане противника, не является ошибочной.

В заключение доклада маршал Тимошенко поставил войскам задачи по организации обороны на новых рубежах и объявил о перемещениях в командовании армий. Генерал-лейтенант Курочкин отзывался Ставкой в Москву. Его 20-ю армию поручалось возглавить генерал-лейтенанту Лукину. В командование 16-й армией вступал генерал-майор Рокоссовский.

Произведенные перестановки ни одному из генералов не показались очевидными в сложившейся обстановке. Но никто из них тем не менее не высказал каких-то принципиальных возражений. Лишь генералы Лукин и Рокоссовский попросили маршала Тимошенко перевести вместе с ними некоторых штабных командиров. Главком Западного направления их просьбу удовлетворил. В тот же день Курочкин уехал в Москву. Рокоссовский с членом Военного совета Лобачёвым убыли в Городок, в штаб 16-й армии. Лукину не требовалось никуда уезжать – он находился на командном пункте 20-й армии, в командование которой он отныне вступал.

Генерал-лейтенанта Лукина больше других огорчило это новое назначение, но спустя несколько дней он огорчился еще больше, совершенно неожиданно получив приказ маршала Тимошенко принять под свое начало 19-ю армию, командарм которой генерал-лейтенант Конев был назначен командующим Западным фронтом. Генерал-лейтенант Ерёменко был срочно отозван в Ставку. В командование 20-й армией вступил генерал-лейтенант Ершаков, командовавший до этого войсками 22-й армии...

МЕДЛЕННО и тяжело развивалось наступление 24-й армии генерал-майора Ракутина. Генерал армии Жуков слушал доклад начальника штаба Резервного фронта генерал-майора Ляпина об обстановке, но мысленно давно уже был там, под Ельней. При всех грустных воспоминаниях о недавнем кремлевском разговоре, которые ни на минуту не оставляли его в дороге от Москвы, именно эти слова председателя ГКО об организации контрнаступления с целью ликвидации злополучного выступа представлялись ему самыми важными и наиболее значительными.

Командующий Резервным фронтом, может быть, впервые после 22 июня по-настоящему волновался, хотя и не показывал это на людях, даже, напротив, был с ними подчеркнуто суров, неразговорчив, официален. Эта значилась его первой самостоятельной операцией. Раньше – то военный советник, то представитель Ставки. Теперь от начала до конца за подготовку и проведение операции отвечаешь ты, вот и покажи, на что в действительности способен в оперативно-стратегическом плане. И противостоит тебе не какой-нибудь неудачник, а преуспевающий и грозный Гудериан. Этот не упустит шанса побить и Жукова, если просчитаешься, предоставишь ему такую возможность. Не случайно командующий

2-й танковой группой держит под Ельней свои отборные войска, потому что хорошо понимает значение этого плацдарма для предстоящего наступления на Москву.

Задача, выходит, не из легких. Нужно лишить «таранного Гудериана» этих позиционных выгод, выбить у него крупный и решающий оперативный козырь. И подпорка у него солидная – мощная 4-я армия фельдмаршала фон Клюге. Тоже сила большая, не подарок.

Прибыв поздно вечером в штаб 24-й армии в село Волочек, генерал армии Жуков вместе с генерал-майором Ракутиным, членом Военного совета армии дивизионным комиссаром Ивановым и командующим артиллерией фронта генерал-майором Говоровым на следующий день утром выехал под Ельню на рекогносцировку. Затем обстановка детально обсуждалась на командном пункте армии при участии командиров дивизий. Командующий фронтом сидел у стола, задавал вопросы и тут же при ответах делал карандашом только ему понятные заметки на «оперативке», лежащей перед ним на столе.

– Говорите, несколько продвинулись вперед? – Жуков оторвал взгляд от карты, строго посмотрел на генерал-майора Руссиянова. – А что мешает вашей орденоносной 100-й дивизии совместно со 107-й стрелковой дивизией полковника Миронова, прибывающей на наш фронт, и 102-й танковой дивизией полковника Илларионова ударить под основание Ельнинского выступа, разбить отборные дивизии зарвавшегося Гудериана, перерезать железную дорогу Смоленск–Ельня и развить наступление в направлении Смоленска?

– Товарищ командующий фронтом, ценой больших потерь

100-я стрелковая дивизия освободила и удерживает населенные пункты Ушаково и Быково, являющиеся ключевыми на подступах к Ельне. Ушаково уже шесть раз переходило из рук в руки. И сейчас левый фланг дивизии ведет бои с противником, который стремится любой ценой вернуть утраченные позиции.

– Значит, 100-я дивизия наступать не может? – Жуков сделал какую-то заметку для себя на обрезе карты.

– Не может, товарищ генерал армии! – уверенно подтвердил Руссиянов.

– А я считал вас до этого дня, Иван Никитович, боевым командиром, – легкая, еле заметная улыбка скользнула по лицу командующего фронтом.

– 100-я дивизия, Георгий Константинович, сражалась с гитлеровцами под Минском, на Березине, бутылками с бензином отражала танковые атаки соединений генерала Гота на подступах к Шклову. В район Ельни она пробилась после двухнедельных непрерывных боев в окружении. Наступать 100-я орденоносная, конечно, может, но не так, как мне хотелось бы это делать.

Жуков знал генерала Руссиянова давно. Еще в тридцать третьем они вместе служили в Белоруссии, в Слуцке. Уже тогда он имел чин полковника, командовал передовым полком. Потом его часть воевала с белофиннами и отличилась. Он был удостоен звания «генерал-майор» и назначен командиром 100-й стрелковой дивизии. Там, на Карельском перешейке, вновь встретились генералы Жуков и Руссиянов. И вот теперь новая встреча под Ельней, в годину труднейших испытаний и потерь для нашего народа и страны.

– А я получил приказ Ставки наступать на Ельню, Иван Никитович, во что бы то ни стало, и разгромить противостоящую группировку генерала Гудериана, – продолжая в упор глядеть на комдива 100-й орденоносной, категорично произнес Жуков.

– Чтобы справиться с такой задачей, дивизию необходимо подкрепить людьми, обеспечить оружием и боеприпасами. В ротах осталось по пятнадцать–двадцать человек, на бойца приходится по обойме патронов, на орудие – по два снаряда, товарищ генерал армии.

– Что еще нужно 100-й стрелковой дивизии для перехода в наступление?

– Еще? – генерал-майор Руссиянов на секунду задумался. – Я слышал, Георгий Константинович, что в районе Рудни наши применили какое-то новое грозное оружие. Нельзя ли 100-й стрелковой для усиления ее огневой мощи выделить хотя бы одну такую батарею?

– Ишь чего захотел! – эта фраза сама собой вырвалась у командующего фронтом. Незаметно для себя генерал армии Жуков перешел на приятельское «ты». – А генералу Гудериану это новое оружие не отдашь?

– Мы с Гудерианом поделимся, Георгий Константинович, – улыбаясь, возразил комдив 100-й. – Себе оставим стволы, а ему по воздуху отошлем снаряды. Так чтоб не обижался.

– Согласен, – громко согласился командующий фронтом. – Получит генерал Руссиянов батарею реактивных минометов и будет ее крепко беречь.

Заслушав затем доклады и других командиров соединений, генерал армии Жуков кратко подвел итоги совещания:

– Ставка поставила перед войсками Резервного фронта задачу подготовиться и перейти в решительное контрнаступление с целью разгрома противника в районе Ельни. Нам приказано овладеть городом и ликвидировать «Ельнинский выступ». Выполнить эту задачу предстоит в основном войскам 24-й армии. Но присутствующие здесь знают: враг хорошо, с использованием инженерных средств организовал оборону и намерен драться до последнего. На переднем крае и в глубине обороны гитлеровцы закопали в землю штурмовые орудия. Так что Ельня и окружающая ее местность превращены в прочный укрепленный район.

Командующий фронтом сделал паузу и перешел к недостаткам:

– Огневая система противника выявлена нами не полностью. Артиллерия ведет огонь не по раскрытым огневым точкам, а по предполагаемым. На подготовку наступления нам отпущено две недели. За это время, не прекращая активных действий на изматывание противника, предстоит осуществить подтягивание резервов к районам сосредоточения, доставку огневых средств и боеприпасов на передовые позиции. Эту работу приказываю производить скрытно, исключительно в ночное время. Обеспечить устойчивую связь. В разведывательных целях использовать местное население – мы воюем на своей земле. Политработникам провести в частях партийные и комсомольские собрания, усилить прием в партию и комсомол наиболее отличившихся в боях бойцов и командиров. Контрнаступление войск Резервного фронта – это самая крупная операция Красной армии с решительными целями.



ПЕРЕД отъездом в штаб фронта член Военного совета армии Иванов представил командующему секретаря Ельнинского райкома партии Валуева. Познакомились. Все так же строго Жуков попросил:

– Расскажите мне, пожалуйста, товарищ секретарь, как население района помогает Красной армии драться с фашистами?

– Помогаем, Георгий Константинович, – с достоинством ответил Валуев. – Более трехсот коммунистов и тысяча комсомольцев района призваны в ее ряды. Мобилизовано пять тысяч лошадей с повозками, шестьдесят тракторов и двести семьдесят автомашин. Фонд обороны усиленно пополняется продуктами питания и фуражом. Для борьбы с вражескими диверсантами создан особый истребительный отряд. Только в июле с помощью молодежи из Москвы, Брянской и Калининской областей выкопано пятьдесят семь километров противотанковых рвов. Подготовлены три взлетно-посадочные площадки. Население района круглосуточно убирает хороший урожай зерновых.

– Понятно... Помогаете... Хорошо помогаете, Яков Петрович. Но теперь перед нами стоит другая задача. – Лицо Жукова, посветлевшее на момент, снова стало серьезным. – Вчера я был у товарища Сталина. Так вот, Ставка Верховного Командования обязала войска генерала Ракутина освободить Ельню от захватчиков.

У секретаря райкома партии Валуева словно что-то перевернулось внутри. Он спросил:

– Значит, назад погоним оккупантов, Георгий Константинович?

– Под Ельней погоним, а как получится на других фронтах, не знаю.

– Какая помощь требуется от нас, Георгий Константинович?

– Большая. Прежде всего это касается разведки. Нас интересуют не только силы противника, но и дислокация его основных средств на «Ельнинском выступе». Организуйте сбор этих сведений силами местных жителей. Скомплектуйте из коммунистов и комсомольцев четыре–пять спецгрупп для выполнения заданий в тылу врага. Чтобы при переходе через линию фронта они не подорвались на минах, генерал Ракутин выделит своих разведчиков для сопровождения и встречи их в установленных местах. – Жуков кивнул головой в сторону командарма 24-й и тут же негромко спросил: – Вам по силам такая задача, Яков Петрович?

– К ее выполнению мы приступим немедленно, Георгий Константинович, но у нас есть к вам большая просьба.

– Какая?.. Говорите, Яков Петрович.

– По заданию обкома партии мы продолжаем формирование

партизанского отряда и испытываем большую нужду в оружии и боеприпасах.

– С оружием и в Москве пока что большая нужда, товарищ Валуев. Формируем новые соединения, а вооружать бойцов нечем, винтовок не хватает.

– Вот какая картина? – искренне удивился Валуев.

– Да, такая. Этот вопрос вчера обсуждался у товарища Сталина, – сказал Жуков и тут же спросил: – А трофейное оружие партизан устроит?

– Конечно устроит… Какой вопрос!

– Тогда поможем, Яков Петрович.

Короткую паузу снова прервал Жуков:

– И последний вопрос, товарищ Валуев. Надо ускорить уборку урожая в прифронтовой полосе, чтобы к началу нашего наступления увести из опасной зоны все мирное население – стрелять по своим мы не имеем права. Впредь держите постоянную связь со штабом армии.

– Ясно, Георгий Константинович.

ЕЛЬНИНСКАЯ операция готовилась долго и в сложных условиях. Понимая, что войска Резервного фронта готовятся к наступлению, командир 20-го армейского корпуса генерал Матерна по приказу генерала Гудериана почти ежедневно атаковал наши позиции то на северном обводе выступа, то на южном. Особенно упорные схватки разгорелись на стыке 100-й и 103-й дивизий у деревни Ушаково. Чтобы сдержать нарастающий натиск врага, командир 103-й мотострелковой дивизии генерал-майор Биричев пошел на крайнюю меру – расформировал свой танковый полк, а оставшиеся без горючего машины приказал закопать в землю, превратив их в опорные огневые бронеточки. И успешно отстоял обороняемый участок.

Утром 8 августа перешла в наступление 107-я стрелковая дивизия полковника Миронова, только что прибывшая из Сибири. Хорошо сколоченному соединению была поставлена боевая задача: прорвать оборону врага у деревни Рождество, овладеть разъездом Нешода, перерезать железную дорогу Смоленск–Ельня. Но дивизия смогла продвинуться вперед лишь на семь–девять километров. Противник бросил против сибиряков танки и артиллерию. То и дело в воздухе появлялись чернокрестые штурмовики. На пути 107-й дивизии встал и полк «Фюрер» из отборной дивизии СС «Райх».

План ликвидации «Ельнинского выступа», разработанный штабом Резервного фронта, был логичен и прост. Операция на окружение врага предусматривала одновременный встречный удар глубиной до десяти километров северной и южной группировок в направлении высоты Леонов. Активные сковывающие действия по гребню осуществляли стрелковые дивизии: 19-я – генерал-майора Котельникова и 309-я – полковника Ильянцева. Решающая роль в операции отводилась северной ударной группировке в составе

100-й, 102-й и 107-й стрелковых дивизий, имеющей свыше четырехсот орудий и минометов. Здесь, на острие главного удара, как и обещал генерал-майору Руссиянову командующий фронтом Жуков, действовали две батареи «ЭРЭСов».

Южная группировка в составе двух дивизий, 106-й механизированной полковника Первушина и 303-й стрелковой полковника Руднева получила для усиления лишь сто орудий и минометов. Она имела также одну батарею «ЭРЭСов». При этом 100-я, 106-я и 107-я дивизии, замкнув кольцо окружения, образовывали внутренний фронт, а 102-я и 303-я дивизии – внешний.

Однако в осуществлении четко разработанного плана имелись и немалые трудности. Фактически 24-я армия имела полуторное превосходство в артиллерии и минометах, но сильно уступала противнику в людях, танках и авиаподдержке. К началу операции из-за непрерывных атак врага и недостатка транспортных средств не удалось накопить необходимое количество боеприпасов, и уже на второй день наступления ощущалась их острая нехватка. Только полторы заправки горючего имелось на каждый исправный танк. Всего на три залпа имелось снарядов в батареях «ЭРЭСов».

Командующий фронтом Жуков точно рассчитал начало контрудара. Он умело использовал те конкретные условия, которые сложились на стыке Западного и Юго-Западного фронтов. Прежде всего было учтено, что основные силы 2-й танковой группы, наступающие на юго-восток, всецело поглощены борьбой против войск Центрального и Брянского фронтов. Поэтому даже в момент кризиса под Ельней генерал Гудериан никак не сможет усилить 4-ю армию фельдмаршала фон Клюге на «Ельнинском выступе».

На рассвете 30 августа артиллерийская канонада свыше восьмисот орудий и трех батарей «ЭРЭСов» в клочья разорвала плотный утренний туман над перелесками вокруг Ельни. Передний край гитлеровцев заволокло дымом и пылью. Взлетели в воздух перекрытия дотов, наблюдательных и командных пунктов, проволочные заграждения. Оглушенные огненным смерчем, заметались в панике немецкие солдаты. Когда артиллерийский вал переместился в глубину вражеской обороны, поднялась в атаку наша пехота. Ожили уцелевшие пулеметные точки противника. Их сразу же накрывали гранатометчики. Отчаянно сражались с врагом политбойцы Московского и Ленинградского коммунистических батальонов, смоленские «окруженцы». В первой шеренге рядом с ними во весь рост шел в атаку бесстрашный комдив 100-й орденоносной стрелковой дивизии генерал-майор Руссиянов.

Кольцо окружения, в котором вот-вот должен был оказаться армейский корпус генерала Матерны, другие соединения 4-й армии и 2-й танковой группы, начало постепенно сужаться. Фельдмаршал фон Клюге обратился за помощью к командующему группой армий «Центр». Но помощь не приходила – у фельдмаршала фон Бока начисто отсутствовали резервы.

Генерал армии Жуков лично руководил развернувшимся сражением, переезжая с командного пункта одного соединения на другой. К исходу третьих суток операции, когда северной и южной группировкам удалось преодолеть лишь четверть намеченного пути, командующий Резервным фронтом доложил в Ставку, что дела на Ельнинском выступе развиваются неплохо.

Враг ожесточенно отбивался. Каждый раз силами до дивизии с танками и при поддержке штурмовиков он контратаковал в основном нашу северную группировку, стремясь не допустить развития ее наступления у горловины выступа и удержать фронт. К исходу дня 5 сентября, когда острия фланговых группировок сблизились до шести–семи километров, противник под напором 19-й и 309-й стрелковых дивизий начал поспешный отход во избежание полного окружения. Так и получилось, что спустя менее двух месяцев первыми на улицы Ельни ворвались части той самой 19-й стрелковой дивизии генерал-майора Котельникова, которые оставили город в середине июля. Над Ельней снова взвился советский красный флаг.



ДНЕМ 9 сентября, когда опасный «Ельнинский выступ» был полностью ликвидирован, командующий Резервным фронтом генерал армии Жуков убыл в Москву и получил новое важное назначение. Утром следующего дня по приказу Ставки он улетел в Ленинград и возглавил Северо-Западный фронт. Будь Верховному главнокомандующему известны стратегические планы «Вольфшанце», намеченные директивой штаба ОКВ №35 еще 5 сентября, о подготовке решающего наступления на Московском направлении, Ставка. Наверняка поступила бы с генералом армии Жуковым иначе…

Исторически Смоленское сражение ограничено рамками: 10 июля–10 сентября. Основанием для такой периодизации послужил переход войск группы армий «Центр» фельдмаршала фон Бока к обороне на Московском направлении. Началась спешная перегруппировка сил с других участков фронта с целью подготовки решающей операции «Тайфун» – операции по захвату Москвы. Но сам переход к обороне получился весьма условным.

Продолжалась наступательная операция войск Брянского фронта на Рославльском и Новозыбковском направлениях, начатая 30 августа. Цель операции состояла в том, чтобы ликвидировать разрыв между 13-й армией генерал-майора Городнянского и 21-й армией генерал-лейтенанта Кузнецова. Достигнуть этой цели не удалось. Контрудар 2-й танковой группы генерала Гудериана на Бахмач и Ромны 9 сентября увеличил этот разрыв до шестидесяти километров.

Утром 12 сентября командующий Брянским фронтом генерал-лейтенант Еременко получил директиву Ставки: «Самым срочным и решительным образом покончить с группировкой противника в районе Шостка–Глухов–Пу­тивль–Конотоп и соединиться с войсками Юго-Западного фронта, для чего разрешается приостановить наступление на Рославльском направлении. Операцию начать 14 сентября. Желательно закончить эту операцию и полностью ликвидировать разрыв между Брянским и Юго-Западным фронтами не позднее 18 сентября».

Но события фактически развивались уже по иному, не зависящему от наших действий сценарию. Ни Брянскому, ни Юго-Западному фронтам не удалось осуществить намеченные Ставкой мероприятия. Враг значительно опережал все контршаги Советского командования. Ввиду этого Брянский фронт не получил обещанного усиления, а Юго-Западный не смог провести намеченный на 15 сентября маршалом Тимошенко контрудар против 2-й танковой группы генерала Гудериана. В это же время 1-я танковая группа генерала фон Клейста беспрепятственно продвигалась в избранном направлении на Лохвицу.

Тяжелейшая обстановка под Ленинградом и катастрофическое развитие событий северо-восточнее Киева, казалось, не оставляли времени для того, чтобы как-то проанализировать обстановку на других участках фронта. Однако отработанный порядок ежедневных итоговых докладов за день начальника Генштаба, о развитии ситуации на всех фронтах не позволял упускать из вида даже несущественные моменты. Установившееся затишье на Московском направлении считалось временным явлением и могло прерваться в любой момент отчаянным наступлением врага. Вот почему Верхов­ный то и дело связывался по «ВЧ» с армейскими штабами Западного направления и придирчиво уточнял сложившуюся обстановку.

В ночь на 15 сентября Сталин позвонил командарму 20-й генерал-лейтенанту Ершакову, поздоровался, спросил:

– Как идут у вас дела, товарищ Ершаков? Как ведет себя немец на вашем участке обороны?

Командарм 20-й уверенно доложил:

– У нас установилось относительное спокойствие, товарищ Сталин. Противник предпринимает лишь эпизодическую активность на отдельных участках, атакует наши позиции силами до роты или батальона. Короче, проводит систематическую разведку боем.

– А вас такие действия немца не настораживают?

– Настораживают, товарищ Сталин. Противник готовит новое наступление на Москву, в этом не приходится сомневаться. Нам только еще не известна точная дата начала его наступления.

– Да, это правильный вывод, товарищ Ершаков, – согласился Сталин. – Немец сделал вынужденную передышку и подтягивает на Московское направление дополнительные силы. Я прошу вас обратить особое внимание на участки обороны вблизи большаков, где враг обязательно бросит вперед танки. Их надо подкрепить артиллерией. Установите надежную связь со смежниками. Необходимо сделать это как можно быстрее.

– С командующими 16-й и 24-й армий, генералами Рокоссовским и Ракутиным я уже договорился об укреплении стыков, товарищ Сталин.

– Правильно, товарищ Ершаков. Ваши войска обороняют местность, через которую проходит Старая Смоленская дорога. По ней немец попытается прорваться к Вязьме. Надо усилить этот участок противотанковой артиллерией. Еще лучше, если у вас есть две-три зенитные батареи.

– Нет, товарищ Сталин, зенитных батарей мы не имеем.



НА СЛЕДУЮЩИЕ сутки, 16 сентября, Верховный тоже в ночь переговорил с командующими 22-й и 29-й армий, генералами Юшкевичем и Масленниковым, предупредил их о нарастающей опасности. Постарался рассеять заблуждения командармов, которые в один голос, будто сговорившись, утверждали, что не ожидают наступления большими моторизованными силами – по болотам танки не пройдут, а большаки на Осташков, Кувшиново и Нелидово они сумеют надежно прикрыть наличной артиллерией.

Самое благоприятное впечатление на Сталина произвел доклад нового командующего 16-й армией генерал-майора Рокоссовского. Он сообщил, что по опыту июльских и августовских боев на Ярцевском рубеже хорошо понимает значение автострады Минск–Москва, для прорыва по которой противник наверняка бросит отборные силы. Эти обстоятельства учтены командующим армейской артиллерией генералом Казаковым. А вот для прикрытия стыков с 19-й и 20-й армиями артиллерии действительно не хватает. Генерал-майор Рокоссовский попросил Верховного выделить его армии дополнительно хотя бы один дивизион «ЭРЭСов». Сталин пообещал выполнить эту просьбу командарма 16-й.

С командующим 19-й армией генерал-лейтенантом Луниным, героем июльской обороны Смоленска, Верховному переговорить не удалось: то неустойчиво работала связь, то опытнейший командарм отсутствовал в штабе. Он старался и новую свою армию сделать такой же сплоченной, какой стала в августе его прославленная 16-я армия.

Пополудни 27 сентября все армейские штабы Западного направления получили директиву Ставки, которая обязывала Военные советы Западного, Резервного и Брянского фронтов мобилизовать все наличные ресурсы для инженерного оборудования местности. Совершенно точно ею были указаны и наиболее вероятные направления главных ударов вражеских войск: Вяземское, Рославльское и Брянское.

На основании этой же директивы предпринимались энергичные меры по эшелонированию обороны на Московском направлении. Основу ее составляли Вяземская и Можайская линии. На подступах к Волоколамску, Можайску, Малоярославцу и Калуге срочно оборудовались полевые укрепленные районы. Но завершить это масштабное строительство до начала операции «Тайфун» нашим войскам не удалось.

За три с небольшим недели командование вермахта сумело

сколотить мощную ударную группировку в составе 9-й, 4-й и 2-й полевых армий; 3-й, 4-й и 2-й танковых групп, которые насчитывали 75 дивизий, в том числе 14 танковых и 8 моторизованных, что составляло почти 40 процентов пехотных и 64 процента танковых и моторизованных дивизий, действующих на Восточном фронте. Эту наземную армаду поддерживал 2-й воздушный флот. Всего в группе армий «Центр» насчитывалось 1,8 млн солдат и офицеров, 1700 танков, 1400 самолетов, свыше 14 тысяч орудий и минометов. Наши: Западный, Резервный и Брянский фронты имели 1250 тысяч человек, 990 танков, 680 самолетов, 7600 орудий и минометов.

Особенно ощутимым было преимущество противника в танках и самолетах, противотанковой и зенитной артиллерии, а также в моторизованных войсках. Враг обладал не только количественным, но и качественным превосходством: больше половины советских танков и самолетов были устаревших конструкций.

Совершенно очевидно, что эта грандиозная перегруппировка сил всецело вписывалась в рамки Смоленского сражения, поскольку производилась в форме неизбежного восполнения потерь группы армий «Центр», действующей на Московском направлении. Лишь переход в наступление 30 сентября 2-й танковой группы генерала Гудериана из района Шостки–Глухова на Мценск–Тулу–Москву качественно изменил цели и задачи противоборствующих войск.

Подобная корректировка позволяет еще рельефнее высветить значение «Смоленской Одиссеи», предопределившей крах «Блицкрига» и неизбежный переход к длительной маневренной борьбе на истощение. Не будь почти трехмесячной задержки на Ярцевском рубеже, на Вопи и изнурительного сражения в районе Ельни, защитникам Москвы пришлось бы во сто крат тяжелее.

Смоленское сражение: 10 июля – 30 сентября... Так вернее и справедливее.

Иллюстрация к статье: Яндекс.Картинки